1. Слухами земля полнится

[Tae Guk Gi]

Название: Слухами земля полнится
Автор (Переводчик): Форма_Vers_libre88_Лин (это я)
Бета (если есть): Беты нет, вычитано.
Пейринг\Персонажи: Пейринги не раскрыты. Персонажи этой главы: Хицугая, оба Кучики, Абараи, Аясегава, Шухей + Лами(неканон) и Рангику(заочно)
Рейтинг этой главы: "PG"
Жанр: Все спокойненько.
Варнинг: Предыстория. Никаких "землян" и предательства Айзена нет. Да и не будет.

Если кто-нибудь соизволит отбетить, буду только рад.

Слухи по Сейрейтею распространялись быстро, со скоростью цунами, наверное.
К такому выводу пришли два капитана, разговаривающие почти неслышно, но и не шепча. Просто не зачем им было повышать голос, чтобы быть услышанными друг другом. Сейчас на веранде казармы десятого отряда Готей-13 стояли, вежливо сдерживая реяцу, Кучики Бьякуя и Тоширо Хицугая. Стояли, замолкнув из-за резкого, веселого голоса Мацумото, раздающегося из окна второго этажа:
- Да ты что-о-о! Да уже все знают, что Абараи трахается с Юмичикой! И все видели, как на последней вечеринке Ренджи и Аясегава куда-то таинственным образом свалили…
Тоширо боролся с наползающим удушьем от стыда за своего лейтенанта. Перед Кучики было стыдно. И еще было стыдно от одной только мысли о том, что… В этом не хотелось признаваться. Что двое лучших бойцов... Для Хицугаи все темы, касающиеся интимных отношений, были запретными, неприятными, тяжелым противным комком оседающими на не желающий признавать подобное положение вещей разум.
- Капитан Кучики… - хотелось объясниться, извиниться за неосмотрительную, простоватую Мацумото перед этими синими холодными глазами. Не потому что Тоширо действительно стеснялся Кучики, но потому что поведение его лейтенанта действительно было из рук вон ужасным. «Как базарная баба из Руконгая. И ведь не перевоспитать» - подумал и хотел было продолжать, но Бьякуя опустил глаза вниз, в доски, и сказал тихо:
- Ничего страшного, капитан Хицугая. До свидания.
Тоширо проводил взглядом высокую худую фигуру и задумчиво почесал подбородок. Реплика Мацумото уже была успешно отодвинута на задний план. Они с Кучики не закончили важный разговор, но те новости, которые уже успел сообщить ему капитан шестого отряда, заставляли задуматься. Тоширо поднял голову вверх, к серебристому небу над головой
«Неужели будет война?»
Пустые нападали на отдаленных рубежах Руконгая постоянно, изматывая пограничников, нанося урон, видоизменяясь и прогрессируя постоянно. С каждым новым набегом стоило ожидать и новых проблем и решать с каждым разом всё усложняющиеся задачи. Но чтобы война? В первом отряде разрабатывался какой-то хитроумный план, постоянно носились секретари с бумажками и поручениями, а бойцы двенадцатого не вылезали из-за рабочих столов, проводя дни и ночи, уткнувшись в монитор. Нарастающее напряжение Тоширо чувствовал уже давно, но и мысли такой не было… Война. Кучики говорил прямо и только то, что знал точно. Но и ему и Хицугае хватило лишь обрывочных данных, чтобы восстановить почти полностью предстоящую задачу. Догадывались не только они. Капитан Комамура, Тоусен, Унохана, Айзен – иногда Тоширо встречался с ними взглядом. Но только лишь замечал, что они хотят что-то обсудить, чувствовал смутное беспокойство.
Какие мысли скрывались за вечной, раздражающей Хицугая, улыбкой Гина, о чем думал пацифист Кьераку, что знал Укитаки – это было загадкой. Но казалось, что все капитаны чувствуют это. Ну, наверное, кроме Зараки, которому, честно говоря, всё было похрен.
А лейтенанты и младший офицерский состав одиннадцати отрядов безалаберно пропивал дни, наслаждаясь передышками между командировками и ставшими такими редкими тревогами. На грунте дежурило стандартное число офицеров. Ничто не предвещало беды, вот только… звенел иногда по ночам воздух и скреблись на душе хмурого Тоширо кошки.
«Война…»
Это слово не предвещало ничего хорошего. Хицугая развернулся на пятках и направился в офис десятого отряда.
* * *
- Подожи-ка, - твердая ладошка Рукии уперлась в грудь лейтенанта шестого отряда. – Нужно поговорить.
Ренджи невольно поежился под взглядом старой подруги, который не предвещал ничего хорошего. В последнее время они редко разговаривали. Он даже специально избегал её, пряча взгляд во время коротких встреч, отнекиваясь на предложения куда-нибудь пойти вместе. И вот теперь она приперла его к стене столовой – как только сюда попала? – и буравила холодным взглядом из-под длиннющих ресниц снизу вверх, но так, что было понятно: отбрехаться неотложным поручением и кипой бумажной работы на сей раз не получится.
- Что случилось, Рукия? – придав голосу максимально небрежный тон, поинтересовался Абараи, старательно скользя по головам выходящих из столовой солдат и офицеров, делая вид, что ищет кого-то.
- Что это за разговоры про тебя и Юмичику? – Ренджи аж подпрыгнул от неожиданности.
- Ты что несешь? – она все знала. И от этого пересохло в горле и показалось, что ноги превращаются в вату, теряя способность поддерживать тело в вертикальном положении. Кончики пальцев предательски наполнились холодком и задрожали. Врать Рукии Ренджи не хотел. Проще было бы и дальше скрываться, ничего не говоря. Но уйти от уже начатого разговора было невозможно. И Ренджи мучительно покраснел – от основания шеи до лба, покрывшегося испариной.
- Мне все равно, с кем ты спишь, - выплюнула ему в лицо Кучики. – Но чтобы с Аясегавой!
- Что-о-о? – у Абараи вытянулось лицо. Не притворно. То, что сказала девушка, было абсурдом. Причем таким, что Ренджи забыл про свое смущение мгновенно, переходя в злость, брызгая реяцу во все стороны. Потому что… потому что сейчас Рукия чуть ли не открытым текстом назвала его друга чуть ли не шлюхой – настолько мерзостным и презрительным был её тон.
- Следи за тем, что говоришь. И думай, прежде чем поверить в то, что слышишь, Рукия Кучики! – Абараи стряхнул её ладонь и вышел из казармы, оставив Рукию наедине со всеми её мыслями и подозрениями.
* * *
Они лежали в высокой траве на одном из холмов Руконгая. Под Юмичикой было расстелено толстое покрывало, которое тот прихватил с собой, словно зная, что пригодится. Длинные пальцы с ухоженными ногтями рассеянно поглаживали всегда теплый металл Забимару, и Ренджи шестым чувством понимал, что клинку нравятся прикосновения узкой холеной ладони, и сам жмурился от удовольствия, следя за рукой Аясегавы, небрежно и бесстрашно касающейся оружия.
- Давай прекращай, ты его гладишь так, словно занимаешься с ним сексом, - откидываясь с локтя в траву, пробурчал Ренджи, вырываясь из гипноза плавных движений и подставляя зажмуренные веки под теплые лучи.
- Вот вечно ты так, Абараи, - спокойно ответил пятый офицер, не прерывая скольжение пальцев. – У тебя очень красивое оружие. И мне хочется дотрагиваться до него. Он ведь живой… Такой же как и ты. Живой и дикий. Но ему нравится мое прикосновение.
- Все равно завязывай.
Было бесконечно хорошо лежать вот так, протянув ноги на едва прохладной земле и слушать, как трава тихо шуршит на ветру, как легко дышит Юмичика, тоже откинувшийся на спину, отставший, наконец, от Забимару, и как где-то далеко внизу живет и дышит четвертый район Руконгая: скрипит несмазанная дверь, играют в какую-то дикую игру дети, кричит разносчик товаров…
Лежать и не думать о том, что завтра все начнется снова. Что надо будет вставать, тащиться под светлые очи капитана, заполнять бланки, читать отчеты или прыгать, размахивая Забимару, тренируя новичков… А после обеда идти из столовой мимо бараков, стараясь не поднять голову, не оторвать взгляд от мощеной дорожки, чтобы заглянуть в окно, не нашарить взглядом точеный профиль. В последнее время сдерживаться получалось все труднее. Но Ренджи спасался бегством в общество Аясегавы, спокойного и немножко сумасшедшего. Красивого.
Им всегда было хорошо вместе. Они умели молчать, находясь в обществе друг друга. И понимали друг друга с полуслова.
Что свело их вместе, Ренджи не знал, но подчинился судьбе, принимая Аясегаву таким, какой он есть. И был благодарен за этот подарок так же, как и сам Юмичика был благодарен за то, что однажды в одиннадцатом отряде появился этот склочный, яркий, непоседливый парень с ухмылкой во весь рот (как Иккаку не повыбивал ему зубы?).
- Ты видел его? – Аясегава лениво потянулся, выгибаясь в позвоночнике, и повернул голову к Ренджи.
- Нет. Не видел. – «Зато я встретил сегодня Рукию и чуть не прибил её» - Слышал, что про нас болтают?
- Пусть болтают, - протянул брюнет, опять подставляя лицо солнечным лучам. – Про меня много что болтают.
- Это-то меня и тревожит…
- Забудь.
* * *
Шухей сплюнул кровавую слюну и громко, матерно выругался. Его группа потеряла двоих бойцов. Мощное силовое поле не выдержало напора пустых и прорвалось. Ребята прикрывали отступление основной группы и погибли, сражаясь с превосходящим по силе противником. Но дали возможность уйти за второй щит, который теперь дрожал и прогибался под атаками чудовищ, алкавших поживы. Офицер двенадцатого отряда скрылась в своем кабинете и сейчас, скорее всего, билась над разработкой нового, более прочного щита.
- Час, всего лишь час, - закинув голову вверх, к темнеющему небу, попросил кого-то или что-то Хисаги. Час до заката. Чтобы у Лами, офицера двенадцатого отряда, было время на создание щита. Он не винил себя в том, что отступил. Так было нужно для того, чтобы сохранить силы, но все равно на душе скреблись кошки. «Надо было оставаться мне. Одному».
Ночь навалилась внезапно, удушливой, безветренной жарой. Пограничники повалились без сил на пол, измученные томительным ожиданием, а за щитом стихли звуки. Тишина прерывалась только ворочаньем и, иногда, шлепаньем босых ног направляющегося к бочке с водой шинигами.
Хисаги не спал. Он сидел на веранде барака, прислонившись голой спиной к горячим доскам, и думал о письме из Сейрейтея. Она всегда писала мало, скупо, словно сдерживала себя, скрывая эмоции под сухими словами. Но он был рад каждому её письму и слизывал взглядом каждое слово, впивался в короткие строки, словно это могло сделать их ближе.
- Господин командующий третьей погра…
- Лами, меня зовут Шухей, - перебил он подошедшую к нему девушку.
- Хорошо, - сиреневые тонкие губы изогнулись в слабом подобии улыбки. Лами стеснялась лейтенанта, и ей всегда было неудобно начинать диалог, всего лишь называя его по имени. – Шухей, я завершила работу. За два часа до рассвета я выставлю основной барьер. Но пустые, зажатые между ним и вторым щитом, там и останутся.
Его имя переливалось на ее языке тягуче-сладкой дрожью. Всего лишь имя.
«Значит, придется драться»
- Спасибо, Лами, - Хисаги поднял на девушку глаза. Белые волосы поблескивали в мареве горячего воздуха, пропитанного светом луны. – Посиди со мной.
Зашуршала ткань, и седьмой офицер опустилась рядом, так же прислонившись к стене. Бледная, почти серая кожа ладоней выскользнула из длинных рукавов Лами и опустилась на согнутые колени.
Луна была огромной, ни на что не похожей. И два человека сидели в расползающейся тишине, скорбя по погибшим товарищам и вспоминая такой далекий дом.


Продолжение следует...

Comments

[Arnel]

Не дочитала. Вроде интересно, но выделенные реплики дико мешают.

[Tae Guk Gi]

Заморочился и убрал лишние тэги. Надеюсь, так лучше)

[Arnel]

Да, так дочитала) Пока не понятно, что к чему, поэтому жду продолжения.

[Tae Guk Gi]

Ах да))) приношу извинения за свое нерпение: фик бетится, а я выложил раньше времени.
Так что недоделанность первого эпизода - это на моей совести.
Надеюсь на бету, потому что кромсать собственную писанину жа-а-алко)

Arnel, Вам - спасибо за терпение; Вы прочита-а-али))) - это Гриммджики для Вас)))

[cavo]

Интересно. Жду с нетерпением продолжения

[Tae Guk Gi]

Бета меня пнула и сказала переписать первую часть - где разговор капитанов. Я с ней согласен, поэтому пойду переписывать. Вторая глава, кстати, готова. Но бетится. Не хочу больше торопиться.
Бету помечу, как только он(бета) определится со своим ником-именем)))

[_plohoyaodvokat_]

проду, проду, проду!!

[Tae Guk Gi]

Глава 2. Друзья.
Они дружили давно, еще с того времени, когда Ренджи не умел отражать атаки Иккаку, и приползал в казарму одиннадцатого отряда, постанывая от ран, но, стиснув зубы и с твердым намерением продолжать тренировки уже на следующий день. В первый раз Аясегава презрительно повел носом на резкий запах пота и крови, которым за милю несло от Абарая. Во второй раз остановил заинтересованный взгляд на усердно отмутуженном теле, которое все-таки доползло до казарм. На третий день Юмичика, приподняв широкие штанины, оберегая тонкую дорогую ткань от пыли, стоял на холме над боевой площадкой и наблюдал за тем, как Иккаку выбивает дух из красноволосого парня. А через две недели Аясегава пнул Мадараме под жилистый зад и, ловко увернувшись от ответного «дружеского» пинка старого товарища, отобрал у последнего банку с целебной мазью – для Ренджи, который уже не мог самостоятельно передвигаться и лишь валялся на татами, харкая кровью и матерно ругаясь. А еще через неделю - уже сам, своей ладонью, втирал коричневую субстанцию в плечи и живот раскинувшегося на полу в конец измордованного Абарая, обзывая дураком и настырным ослом. И говорил, обдавая нежным ароматом, о координации сил и компоновке техник.
Они были только друзьями, чтобы там ни утверждали многочисленные разнополые сплетницы. Однажды по пьяни Аясегава ткнулся губами в шею Ренджи, потянулся, изгибаясь узким телом, к горячему, с перекатами мышц под загорелой кожей Абараю, но даже сквозь пьяный угар сообразил, что делает, отстранился, заплетающимся языком бормоча извинения. И дулся долго сам на себя, прятал глаза, до тех пор, пока Ренджи не прижал его к стене казармы и не наорал. Кстати, Юмичика на следующее утро подошел к другу с блокнотом и попросил объяснить значение некоторых крепких руконгайских словечек.
Они заставляли Мадараме брызгать слюной от злости, а Зараки – захлебываться громким хохотом, на пару отпуская шуточки насчет лысины третьего офицера. И на пару сбегали от покрасневшего до… - ну явно не до кончиков волос! – Иккаку, напоследок выкрикнув что-нибудь про клей и про хороший магазин париков. И, обнявшись, всхлипывали от смеха где-нибудь за углом, в паре метров от яростно плещущего реяцу Мадараме, и знали, что тот их не услышит, потому что лысый придурок кричал ругательства так громко, что не услышал бы даже орущего во всю силу пустого. А как-то, проспорив Мацумото, подсунули под дверь Хицугаи коробку со сладостями, отчаянно надеясь, что малолетний капитан не найдет остатков их реяцу на упаковке и не… Нашел. И на следующий день компактно и сурово объяснил, куда и каким образом им двоим надо идти и что с собой сделать. Опять-таки под ржач луженой глотки Зараки.
Они вместе дрались против пустых. И на грунте и на границе. Ренджи, громко крича, наскакивал, размахивая полосатым Забимару, рычал, ругался, проклиная всех богов и пустых, рассекая серую плотную массу. И Забимару рычал вместе с ним, животным всполохом кусал визжащие, беснующиеся в извечной злобе создания. А рядом, почти плечом к плечу, прикрывая спину неопытного офицера, Аясегава улыбался сам себе, морщился от отвратительности и несовершенства огромного и хитрого пустого. И грациозно рассекал темноту всплеском веера из лезвий своего занпакто. Иногда друзья перекидывались парой фраз посреди битвы, и Ренджи, сипло дыша, посылал Юмичику куда подальше с его советами запихнуть извивающийся Забимару в задницу «вон тому позорящему подлунный мир своим уродством» пустому. А еще были схватки один на один, когда Ренджи, разделавшийся со своим слабым противником, вместе с Иккаку наблюдал, как Юмичика стремительно движется, уворачиваясь от наскоков, и нападает потом сам – быстро, очень быстро, но на грани дозволенного, рискуя своей жизнью и зажимая кровоточащее плечо. И Абараи оставалось только – чертов кодекс одиннадцатого отряда! - прикусывать губы и рефлекторно двигать плечами в такт движениям Аясегавы. И ведь не подскочишь, не выдернешь свой занпакто из ножен – остановит крепкий подзатыльник. В лучшем случае – от Мадараме. В худшем – от Кенпачи.

Они могли говорить друг с другом о чем угодно – начиная от погоды на грунте, и заканчивая подробным описанием тела какой-нибудь красотки, которая вчера ночью стонала и извивалась под одним из них. Говорили просто, легко, как самим себе о том, в чем не признались бы даже зеркалу. Сначала Ренджи жаловался на то, что его все принимают за беспросветного смешного тупицу, а Юмичика кивал и в ответ вываливал услышанные мнения окружающих насчет его нарциссизма. Потому что не было по фиг, потому что задевали-таки их эти нелепые оскорбления, брошенные в лицо или замолчанные, но сквозящие во взглядах. Учились у друг друга быть самими собой. К кому еще было идти Аясегаве, чтобы пожаловаться на жизнь? К Мадараме, что ли? Так тот первый и норовил подколоть женственного товарища и только отмахивался от отчаяния в темных глазах, не замечая того, что наступает на больную мозоль. А Ренджи? Плакаться в женское плечо хрупкой Рукии, переваливая свои глупые обиды на девчонку, которая изо дня в день штудирует генеалогическое древо Кучики или танцует на тренировочной площадке в обнимку с Соде но Шираюки? А как-то ночью, почти две недели назад, скрипнула и распахнулась дверь в комнату Абарая, уже лейтенанта, и на руки проснувшемуся и растерянному мужчине свалилось бьющееся в конвульсивной злобе узкое тело Юмичики, пьяного, непривычно растрепанного. И Ренджи отпаивал друга горячим целебным чаем и слушал сбивчивую исповедь. «Почему ко мне пришел? Почему не к нему? Ты ведь сейчас взвинтил себя так, что тебе море по колено!» - «Ты не понимаешь,… ничего не понимаешь! Он вскинет брови и выставит меня за дверь!» И Ренджи понимал Юмичику, потому что для него самого жизнь не в жизнь была без редких встреч, без ласковых добрых глаз, без тонких пальцев, спрятанных в широкие рукава… И два друга учились признаваться самим себе в том, что они любят. Любят недостижимых как прошедшая жизнь на земле мужчин.

***
- Открой окно, пожалуйста, - почти неслышно попросил Укитаке. Напротив его кресла на полу, подложив под голову подушку, развалился Кьеораку.
- Не открою, - лениво бросил брюнет. – Ты и так сегодня кашлял больше, чем обычно.
- Шун, если ты не откроешь, то мне скоро уже будет нечем дышать, - закутанный в негреющие пледы, Укитаке прикрыл глаза. В комнате было действительно душно, еще хуже, чем на улице – жара просачивалась сквозь стены, мешала двигаться, наваливалась удушающей темнотой. Но капитан тринадцатого отряда все равно не мог никак согреться – озноб пробирал кожу до костей. И глоток свежего воздуха мог принести облегчение. По крайней мере, Укитаке на это надеялся, и цеплялся за малейшую возможность хоть как-то ослабить ноющую боль в груди.
Кьеораку все-таки поднялся и, стуча голыми пятками, направился к окну.
- О! Я смотрю, ты все не успокоишься, - пальцы брюнета потрогали обложку толстого фолианта, лежащего на рабочем столе друга. – Все копаешься в старых хрониках?
Укитаке улыбнулся:
- Вчера ко мне заходил Маюри.
- Ну ничего себе, - Шунсуи распахнул створки окна и торопливо вернулся к своей подушке. Вот только устроился на ней уже не головой, а сел сверху, скрестив ноги. – И что этот мальчишка у тебя забыл? Просил прядь волос на опыты, чтобы узнать, как динозавры вроде тебя столько живут? Все не успокоится, ищет секрет вечной жизни…
Карие улыбающиеся глаза встретились с серыми.
- Шун, ты это говоришь, потому что Маюри уже заходил с ножницами к тебе? – когда-то, когда они еще учились в академии, Укитаке еще не умел отвечать на беззлобные шуточки друга, и каждый раз смущался, легко и быстро краснея. – Куротсучи рассказал одну забавную историю про то, что пустые целенаправленно атакуют одну и ту же область на границе. И вскользь намекнул на то, что подобное было только раз. И очень давно, настолько давно, что электронных архивов еще не существовало…
- И ты по доброте душевной покорно припахался порыться в библиотеке?
Укитаке кивнул:
- У Маюри в отряде нет людей, которые знают, где именно нужно искать. Они бы копались до скончания веков.
Кьеораку запустил ладонь в распущенные густые каштановые космы и задумчиво протянул:
- Вторая война?
- Да. И я думаю, что на этот раз все гораздо серьезнее. Третья пограничная группа серьезно пострадала. В последнем донесении было сказано, что их осталось всего пятнадцать человек. Из тридцати.
Укитаке поджал губы. Там было четыре шинигами из его отряда. Оставалось только надеяться на то, что хотя бы с ними все в порядке. На его плечо внезапно опустилась крепкая рука друга:
- Не переживай. Такова жизнь.
- Жизнь? – Джуоширо открыл глаза. – Ты говоришь это так просто: «жизнь»! А разве это и есть жизнь? Вечная борьба, перемежающаяся короткими радостями – это наша жизнь? Кто из этих мальчишек живет? Есть ли хоть кто-то, кто берет от жизни всё?
Темные брови изогнулись от боли, проснувшейся в глубине груди, и Укитаке, борясь с нею, вцепился в пальцы друга:
- Я им завидую, Шун! – к горлу подкатывал приступ кашля, и седой капитан сорвался на быстрый шепот, стараясь высказаться быстрее, чем тело согнется под нарастающей болью: - Я им завидую, тем, кто может жить! Хоть как-то… Тем, кто каждый день встречает рассвет, кто сражается, защищая любимых! Кто любит, кто чувствует, кто…
И тело сдалось, и плакала одинокая душа седоволосого капитана с молодым лицом и старыми добрыми глазами.
Когда кашель прошел, и тело Укитаке перестало трясти в безудержном приступе, Кьеораку расцепил объятие и проговорил, поправляя сбившиеся пледы:
- Широ, не тебе думать об одиночестве.
В окно заглядывала большая круглая луна, своим светом бросая вызов робкой лампадке, стоящей на столе Укитаке. И жара, казалось, только нарастала.

«Вот ты всегда так, дурак. Боишься казаться обузой, бесполезным болезненным существом. И даже не думаешь о том, что сам живешь настолько полно, насколько может жить хоть кто-либо. Потому что я не знаю еще одного человека с такой же душой, как у тебя» - Укитаке, наконец, заснул, а Шунсуи еще долго сидел рядом, держа его за руку, поглаживая худые пальцы и слушая сбивающееся дыхание. Потом бесшумно встал и вышел, прикрыв за собой двери.

[cavo]

Спасибо за продолжение! Очень нравится!
И очень хочется продолжения.