[bleachfic]

Название: Promise
Автор: Snaip_aka_ Miu-Miu)
Бета: *ZayaZz*
Жанр: Slash , Angst, Romance
Персонажи: Бьякуя, Гин, Ренджи ( в этой главе)
Рейтинг: PG-13
Размер: Midi
Предупреждение: OOC, AU .
Дисклэймер: Кубо Тайто.
Размещение: с этой шапкой и с оповещением.
От автора: Первая проба написания большого фанфика. Читаем, комментируем, критикуем.


Безумие. Это точно безумие. Вся эта идея… Даже страшно подумать, что с ним сделают, если заметят. Но, так или иначе, он не для того так долго обдумывал этот план, чтобы просто так сейчас убежать. Почти полтора месяца потраченных усилий, и всё ради одного вечера. Пожалуйста… Как только он узнал, что в поместье, где он живёт, проводится торжественный приём, то тут же понял: он хочет там быть, непременно. Нет, конечно же, не как гость, об этом не приходилось даже мечтать, просто посмотреть издали. И вот сейчас, он пробирается по жаркой кухне, где то и дело снуют повара и слуги, где есть риск быть замеченным каждую секунду. Стоит только приложить руку к груди для того, чтобы понять: сердце вот-вот выпрыгнет от страха, от волнения, от предвкушения вечера, которого он так долго ждал.

И, естественно, это было вполне рискованное мероприятие для мальчишки, с которым не считался даже самый последний слуга. Но, так или иначе, сейчас не время думать об этом, половина кухни уже пройдена, ещё чуть-чуть… Вместе со слугой, подающим шампанское, выскочить в зал, пробежать в угол, где стоит большая ваза с цветами, привезёнными из оранжереи при поместье. Она настолько большая, что можно спокойно спрятаться за ней, и отсюда наблюдать.
Сидеть на холодном, мраморном полу не очень-то удобно. Но это сейчас не играет никакой роли. Важно лишь то, что происходит в зале. А там будто творится что-то волшебное, необъяснимое, такое далёкое, но одновременно мучительно близкое.

Главный зал огромного поместья. В самом Лондоне. Почти в центре, всего в нескольких кварталах от дворца Королевы. Было бы даже ничуть не удивительно, если бы она самолично прибыла на этот приём. Ведь он был поистине королевским. По всему залу были расставлены огромные вазы с лучшими цветами из оранжереи. На стенах висели изысканные картины. Потолок был украшен лепниной. Полы натёрты так, что в них отражались огни огромной подвесной люстры. Неизвестно, из чего она была сделана, впрочем не удивительно, если из лучшего горного хрусталя. А посередине зала стояла огромная ёлка, и казалось, что она была украшена тысячами разноцветных шаров и километрами сверкающих гирлянд. По стенам были расставлены фуршетные столы с разнообразными напитками и закусками. Но самым чудесным было даже не всё это великолепие. Самым интересным и волнующим были люди, присутствующие на приёме. За ними было очень интересно наблюдать. Они были все очень красивы, возможно не лицом, но одеждой точно.

Дамы, в изысканных бальных платьях, с высокими причёсками или, наоборот, с нарочито распущенными волосами. Кудри ниспадали мягкой, гладкой волной, их руки были либо в тонких кружевных перчатках, чуть-чуть пониже локтя, либо в больших перстнях, которые переливались и отражали свет не хуже начищенного пола, а то и во много раз лучше. Шеи и вырезы декольте были украшены то бриллиантовыми колье, то тоненькими нитями розового жемчуга. У некоторых дам были в волосах бриллиантовые тиары или заколки. Почти у всех них в руках были веера, украшенные перьями птиц. Дамы кокетливо обмахивались веерами, о чем-то беседуя и тихонько хихикая, то и дело стреляя глазами в сторону мужчин. Пожалуй, многие дамы перепили шампанского, которое так учтиво преподносили слуги, и теперь решили во чтобы то не стало уйти с вечера как минимум с предложением о помолвке.

Джентльмены же, напротив, держались прохладно, потягивая виски, шампанское мало кто предпочитал, ходили вдоль столов, чтобы подкрепится перед тем, как либо пойдут играть в карты, либо будут танцевать с захмелевшими дамами. Они почти все были одеты во фраки или костюмы, несомненно из самого лучшего материала. У некоторых можно было заметить изящные тросточки, нужные им вероятнее всего даже не для облегчения ходьбы, а просто из некоего кокетства. Некоторые джентльмены курили большие сигары. Так они и стояли в отведённом для этого углу: в одной руке у них стакан с виски, в другой огромная сигара и зажатая подмышкой трость. И вид у них при этом был несказанно важный, будто бы им удалось в этот день перед приёмом выиграть на скачках огромную сумму денег. Причёски у джентльменов были по последней лондонской моде, зачесаны назад и приложены блестящей мазью. Так и стояли эти знатные люди, графы и графини, бароны и баронессы, занятые своим делом. Будто бы не замечая всего того великолепия, ну да им не в первой.

Хозяйка же дома в это время встречала гостей. Перед входом в зал, стоял конферансье и объявлял о вновь прибывших. Он громко громко называл имя и фамилию человека, имя и фамилию спутника, если таковой имелся, и титул, после чего вновь прибывшие подходили к хозяйке вечера и приветствовали её.
Вот и сейчас, конферансье громко - громко возвестил об очередном госте. В зал вошел молодой человек. Он был одет в приятного покроя костюм ненавязчивого темного цвета. Его волосы были зачесаны назад и завязаны лентой в тугой хвост. Их оттенок, следует отметить, были очень необычен, уходил в красный цвет. Ещё у него были тёмно карие глаза, с какой-то неуловимой искоркой. Его невозможно было не узнать, это был сын хозяйки вечера.

Наблюдая из своего укрытия за вазой, можно было увидеть много всего необычного и интересного. Гости только пустились в пляс, как затылок мальчишки вдруг резко прожгла боль, и в туже секунду, кто-то ногтями больно впился в ухо.
- Ах, ты маленький гаденыш, - державшим ухо оказался один из старших слуг. - Несносный мальчишка, как ты посмел только совершить подобное.
Слуга косился по сторонам, уповая на то, что гости заняты танцем, вместо того, чтобы наблюдать за ним, ведущим в сторону кухни мальчишку шестнадцати лет, с длинными, схваченными в хвост волосами и большими, невозможно серыми глазами. Вообще-то, мальчишка мало был похож на простолюдина или слугу: слишком белая кожа, тонкие запястья с изящными пальцами и не английский разрез глаз. Даже имя – Бьякуя - сильно выделялось на фоне других имен и было для этих краёв необычным.

Слуга, так и продолжал тащить Бьякую, поминутно сжимая ногти на и так болевшем ухе. Парень знал, что получит розги и долгое и нудное нравоучение. Его сейчас это не волновало, волновало лишь одно, кого же пригласил на танец сын хозяйки. И откуда этот слуга вообще узнал, что он прячется именно там. Впрочем, на свой второй вопрос он получил ответ довольно быстро. Не успел ещё слуга дойти до места, где Бьякую ждали розги, как он краем глаза отметил, что из кухни, из полуоткрытых дверей на него смотрит мальчишка. Серебристые волосы, тонкое, обманчиво хрупкое тело, на котором вечно была одежда больше на два размера, вечный прищур почти рубиновых глаз и такая ужасная, но в тоже время непонятная никому вечная улыбка.

Уже после, получив розги, послушав нравоучений и отправленный без ужина спать, Бьякуя лежал на своей кровати. Если только так можно было назвать матрац, набитый сеном, который находился на втором этаже конюшни. Он думал о том, с кем же все-таки пошел танцевать юный сын графини. Бьякуя давно уже заметил за собой какой-то не совсем нормальный интерес к хозяйскому сыну, хотя сам себе в этом не признавался. Дверь скрипнула, впуская кого-то внутрь. Бьякуя знает, кто пришел, в этом нет сомненья, так как это не может быть кто-то другой. Он закрывает глаза, он знает, что сейчас будет, это повторяется, каждую ночь. Это пугает немного, больше, чем надо. Можно услышать, как на нижнем этаже беспокойно спят лошади, фыркают, бьют копытом. Бьякуя очень любит лошадей, а они любят его, ему под силу, укротить даже самого строптивого жеребца. Поэтому, возможно именно, и только по этому его держат здесь. Он все понимает и удерживается за эту возможность крепко-крепко. Ведь если быть до конца честным, то тут не так уж и плохо, есть крыша над головой, есть еда и всё, что нужно для жизни.

Но так или иначе, кроме лошадей он ещё слышит тихие шаги зашедшего в комнату. Одеяло аккуратно откидывают, чтобы в туже секунду лечь на матрац и накрыться обратно. Запястье Бьякуи аккуратно сжимают холодные, обманчиво хрупкие пальцы, так же он чувствует прикосновение к своей щеке.
- Посмотри на меня – шепчет прибывший, обдавая волной горячего дыхания. Бьякуя не может не открыть глаз. В туже секунду холодная сталь серых глаз встречается с горячим огнём рубиновых. В свете луны, который льется из окна, волосы и кожа человека, лежащего напротив, будто светятся неистовым серебром. Волосы точно. А глаза полыхают жаром, огнём.
- Я же просил, тебя не ходить туда… - в шёпоте звучит как будто лёгкая обида. - Скажи, скажи мне, что ты хотел там увидеть, почему пошел туда, я же просил, предупреждал тебя.
- Я просто хотел посмотреть, - слова даются с большим трудом, как будто язык связали, так действует опаляющий цвет алых глаз, которые в данный момент плавят железо в стальных.
- Обещай мне, - холодные пальцы сжимают запястье сильнее, гораздо сильнее. - Обещай мне, что ты никогда больше не ослушаешься меня, слышишь, никогда!
- Обе… Обещаю... - возможно, хотелось сказать совсем иное, но нельзя, другого ответа просто нет.
- Обещай мне, что никогда не уйдешь, не оставишь меня, - смотреть в рубиновые глаза больше нет сил, они будто выжигают изнутри, взгляд направлен в самую душу.
- Обещаю, - это произносится уже спокойнее, хотя чувство, что ответ мог бы быть другим, неприятным осадком остается на языке.
- Вот и хорошо, - рубиновые глаза смотрят, не закрываются, это уже на уровне физической боли. - Прости меня за сегодняшний день, за то, что выдал тебя, так было нужно для твоего же блага. Всё, можем ложиться спать, - глаза напротив закрываются, и Бьякуя понимает, что устал ужасно. А ведь завтра ещё надо будет подготовить лошадь для скачек, рано утром, прежде чем её повезут на ипподром.
- Спокойной ночи, - Бьякуя произносит эти слова еле-еле, отказывается слушаться даже собственный язык.
- Спокойной ночи... Бья~ку~я, - это произносится как-то нараспев, с издевательскими нотками шальной радости.
Впрочем, Бьякуе уже все равно, слишком многое взял этот день, слишком многое взял этот вечер. Да и, признаться честно, Бьякуя давно оставил попытки разобраться в сложном устройстве механизма его то ли друга, то ли персонального демона, Гина.