Автор: Виверныш
Бета: Verba_Rangiku
Гамма: _Inga_
Фандом: BleachПейринг: Кёраку/Укитаке
Рейтинг: PG
От автора: если бы Укитаке-тайчо действительно болел туберкулёзом…
читать дальшеУнохана Рецу после капитанского собрания отозвала капитана восьмого отряда в сторонку. Тот подошёл с обыкновенной для него улыбкой и чуть поклонился старой подруге.
- Ну, что хорошего мне скажешь, Рецу-сан?
Йобантай-тайчо склонила голову вправо и тихонько сказала.
- Извольте, Кёраку-тайчо, на этой неделе зайти в четвёртый отряд.
Кёраку сдвинул шляпу на лоб и протянул.
- Что, уже пора, да?
- Да, - ответила Унохана с мягкой улыбкой на губах, но с грустинкой в тёмных синих глазах.
- Хорошо. Зайду.
Нанао диву давалась и не могла никак поверить – тайчо сам, без напоминания, разобрал все документы, подписал, поставил печати, разослал по управлениям, к со-тайчо, в другие отряды, навёл порядок на столе, разложил дела новобранцев по папкам и написал подробнейший план проведения учений для отряда. Этот-то план и лёг на стол слегка ошалевшей от такой неожиданности девушки.
- Эй, Нанао-тян, видишь эту бумажку? - хитро произнёс он, опершись рукой о стол подчинённой.
- К-конечно, тайчо… - непонимающе взглянула на него лейтенант.
- Возьми этот план и проведи учения отряда. Ты у меня умница, справишься и без меня. Меня-то всего одну недельку не будет, - широко улыбнулся Кёраку-тайчо и вышел из кабинета, надевая бессменную шляпу.
Нанао проглядела листы и в голос застонала:
- Это уже слишком! Как он может так!!! Бросить отряд на целую неделю! Да ещё эти учения! Какой же бездельник у меня тайчо…
С веранды донёсся смешок капитана:
- Я всё слышу, Нанао-тян! Всего одна неделька!
Ей оставалось только вздохнуть и пойти к Рангику – узнать, как на самом деле надо проводить учения.
В кабинет Уноханы Шунсуй постучал ближе к вечеру, когда та писала истории болезней за день. В четвёртом отряде документации было на порядок больше, чем во всех остальных.
- Доброго вечера, Рецу-сан,- Кёраку снял шляпу и по-турецки сел на пол.
- И тебе того же, Шунсуй,- ответила капитан, только на миг подняв глаза от бумаги. - Погоди минуту, я закончу…
Тот кивнул, оглядывая кабинет, в котором редко бывал. Несмотря на то, что небольшое пространство было под завязку забито документами и книгами из личного архива Уноханы, расположенными на полках, в комнате чувствовалась женская рука – у окна в кадке росло апельсиновое деревце, на полу нашлись подушки с кисточками по углам, нигде не было ни пылинки. И пахло духами, немного сладкими, несомненно, духами самой Уноханы, и только самую чуть – старой бумагой.
Шунсуй шумно вздохнул, глядя в окно на остывающее сейрейтейское небо в разводах красного – как будто завтра собирался пойти дождь. Рецу, наконец, отложила кисть, промокнула написанное и убрала бумагу в папку.
- Прости, что заставила ждать. Ты догадываешься, зачем я тебя позвала, так ведь?
Шунсуй кивнул, и Рецу продолжила, не дав ему ответить вслух:
- Учти, Шунсуй, в этот раз тебе может быть намного тяжелее, чем обычно. Это ведь уже сорок пятая по счёту, я и так делаю их тебе как можно реже. Но если не сделать – будет опасность заражения..
Кёраку пожал плечами:
- Неделю Яма-джи мне дал, дела я свалил на лейтенанта, Джуширо в отпуске, Нанао думает, что я уехал к нему. Так что можешь делать смело, меня искать не станут.
- Не надо шутить, Шунсуй. Я серьёзно. Предупреждаю, после таких многочисленных прививок могут быть осложнения, - немного раздражённо проговорила капитан четвёртого.
- А я и не шучу. Надо – значит сделаем. А умру – так все мы когда-то умрём, правда, Рецу-сан?
- Тогда пошли, - Унохана поднялась из-за стола величаво и плавно, как это делала она одна.
Шунсуй встал, подобрал с пола шляпу и последовал за ней в пустой процедурный кабинет с белыми стенами, выложенными меленькими фаянсовыми плиточками почти до самого потолка. Он сел на стул, пока Рецу доставала из шкафа флаконы и раствор, стерильные шприцы и вату. Пока она готовила вакцину к применению, Шунсуй думал: «А ведь такая малость, умещается в шприце, просто мутноватая жидкость, но если бы она была во времена нашего детства, Джуширо бы не болел сейчас. И ходил бы мимо четвёртого отряда с беззаботной, а не нервной улыбкой. С каштановой, а не седой гривой».
- Спусти косодэ, - приказала Рецу, подходя к нему с маленьким подносом в руках. Пока Унохана придирчиво осматривала его плечи – «Колоть уже некуда, рубец на рубце» - он думал о том, что если завтра пойдёт дождь, то Джуширо, скорее всего, задержится в гостях у племянников подольше. Не додумался бы возвращаться по сырости да не простыл дорогой. Местечко для укола Рецу, видимо, всё же нашла, ибо не особо приятное чувство распирающей кожу холодной жидкости заставило Шунсуя вздрогнуть.
- Больно? - встревожено спросила Унохана.
- Не особо, - махнул головой Кёраку, несмотря на то, что от укола заныли мышцы на внутренней поверхности плеча и сустав.
- Потерпи уж… В этот раз пришлось сделать очень низко. Рядом нерв проходит.
Она бросила шприц в ванночку с неприятно пахнущим зеленоватым раствором, туда же определились флаконы и вата.
- Спасибо, Рецу-сан, - Кёраку поправил косодэ и накинул хаори. - Куда мне теперь?
Унохана тем временем тщательно мыла руки с едко пахнущим мылом. Шунсуй скривился – несчастные медики, у них всё неприятно пахнет, каково же целыми днями возиться в такой удушающей атмосфере.
Вечером следующего дня, сидя в палате под одеялом и глядя в окно на струйки воды, бегущие с крыши в выбитые в мелком щебне ямки, он впервые за несколько месяцев загрустил. Дождь не прекращался уже больше половины дня, в комнате пахло влагой и мокрой листвой. Из сада слышался тревожный крик птицы: наверное, кошка, не побоявшись погоды, нашла гнездо и пытается добраться до птенцов, не замочив ушей. Шунсую хотелось лечь и поспать, раз уж не с кем поговорить или выпить, да и нельзя сразу после прививки ни саке, ни вина, ни видеть Джуширо. Но сон не шёл. Болело плечо, ныл шрам, доставшийся ещё в студенчестве в заварушке после хорошо отпразднованной защиты курсовой. Кёраку чувствовал, как поднимается жар, прибавляя влаги глазам, а мыслям – путаницы. Решив прекратить хандрить, он улёгся на правый бок, чтобы не тревожить лишний раз левое плечо, и строгим приказом заставил себя уснуть. Во сне было прохладно, дул ветерок, у него самого ещё почти не росла борода, а у Джуширо не было шрамов на груди.
Он проснулся рывком, не понимая, где находится, от жуткого ощущения чего-то мокрого на лбу. Его тут же за плечи прижали к кровати, а в темноте, разгоняемой светом одного фонаря, он узнал лицо Рецу.
- Не вставай, Кёраку-кун, у тебя жар. Пить?
Тот кивнул, ибо пересохшим ртом даже «Да» сказать было трудно, не то что «Был бы очень благодарен». Согревшуюся на его лбу тряпку сменили новой, прохладной, а к губам поднесли чашку с чуть солоноватой водой. Он осилил половину и отстранился, тяжело дыша. В голове шумело, горели глаза, а в месте укола пульсировал жар. Он по опыту знал, что завтра там будет нарыв, который прорвётся к вечеру, и тогда станет легче. По крайней мере, так всегда и происходило. Он старался говорить так же как обычно, но голос почему-то не слушался, и поэтому вышло жалко.
- Рецу-сан, поздно уже, наверное.
Унохана снова сменила тряпку у него на лбу, по вискам поползли холодные дорожки.
- Не поздно, а рано, Шунсуй. Из-за дождя неба не видно, но скоро рассветёт.
«Святая женщина, - подумалось Шунсую. - Могла бы оставить дежурных и уйти спать, как только я пришёл в себя, но не стала, хотя у неё завтра отнюдь не выходной, и до вечера отдохнуть она не сможет».
- Мне уже лучше. Пойди-ка поспи ещё часик перед побудкой…
Рецу сменила тряпку снова и, разведя в воде какую-то настойку с горьковатым запахом и кислым вкусом, заставила его выпить. От этого Кёраку сразу же потянуло вновь в сон. Рецу укрыла его плотнее, сняла тряпку со лба, подняла светильник и пошла к сёдзи. Когда она закрыла их с той стороны и направилась со светильником по коридору, Шунсуй заметил тень человека, сидящего на полу, прислонившись спиной к деревянной перекладине. Унохана на миг остановилась возле него, оставила ему фонарь, а потом двинулась дальше, уже невидимая Шунсую, находящемуся в тёмной комнате. Его взгляд остался прикованным к силуэту, сидящего с фонарём по ту сторону белой рисовой бумаги человека. Кёраку уснул, ругаясь про себя – ну зачем было по дождю возвращаться издалека.