[bleachfic]

Название: Лучший подарок.
Цикл: Сэйретейские байки (хотя писался отдельно)
Автор: Leyana
Фандом: Bleach!
Жанр: стеб
Пэйринг: Ренджи/Бьякуя
Рейтинг: PG-13
Предупреждение:
1) страшный ООС несчастного Кучики и понемножку – остальных
2) встречаются штампы
3) целая одна лирическая сцена
4) я вовсе не считаю Ренджи идиотом, но чего не сделаешь ради жанра…
Примечание: в этом цикле есть логическая связь между отдельными фиками. Хронологической нет. Поэтому нумеровать я их буду по окончании цикла (то есть черт знает когда) – не удивляйтесь некоторой несвязности

Пролог: Слово о блондинах.
- Ичимару-тайчо? - в приоткрывшуюся дверь просунулась светло-золотистая голова.
Ичимару удивился. Сверхдисциплинированный лейтенант всегда стучал, прежде чем войти. Затем проскальзывал внутрь, вставал возле стола и, казалось, больше не двигался; только бумаги на столе словно сами по себе менялись и раскладывались по порядку. Гин нацепил свою обычную улыбочку:
- Входи, Изуру.
И еще раз поразился тому, как мягко ступает его подчиненный.
- Ичимару-тайчо… Можно я сегодня уйду пораньше?
Тайчо приоткрыл глаза и пробежался по Кире бесстыдно оценивающим, почти раздевающим взглядом. Кира покраснел и машинально заправил за ухо выбившуюся тонкую прядку.
Понаблюдав в свое удовольствие за смущенным лейтенантом – тонкие длинные пальцы нервно теребили край рукава, - Ичимару только потом соизволил отреагировать:
- Зачем?
- Одиннадцатый отряд устраивает вечеринку… - чуть ли не заикаясь, выдавил Кира. – Меня пригласили…
Гин подумал. Отпускать лейтенанта ему не хотелось. Однако Изуру мог обидеться; следовательно, просьбу надлежало выполнить. И сделать это так, чтобы в очередной раз довести подчиненного до полуобморока: в последнее время это стало любимым развлечением Ичимару; молчаливая покорность и забавная девическая робость Киры еще больше раззадоривали капитана.
Гин встал. Обошел стол. Подошел вплотную к Изуру, неотрывно, словно кролик перед удавом, следившему за ним. Взял за подбородок и мягко поцеловал испуганно приоткрытые губы.
Любуясь тем, как резко побелело лицо лейтенанта, Ичимару снова улыбнулся и самым что ни на есть отеческим тоном сказал:
- Я тебя отпущу… при условии, что ты вернешься сюда к полуночи.
Кира так хлопнул дверью, что в кабинете подпрыгнул шкаф и зашатались стопки документов. Через минуту внутрь с опаской заглянул Укитаке.
- Здравствуйте, тайчо, - улыбка Гина слепила не хуже солнца.
- Что случилось с Вашим лейтенантом? – Джууиширо оглянулся. – Кира-кун всегда такой спокойный, приветливый… он меня только что чуть с ног не сбил…
«Да это не трудно», - подумал Ичимару, но вслух сказал:
- Видимо, так торопится на предстоящее празднество. Молодежь, что поделать…
- Да-да, Вы правы, - закивал Укитаке, полностью вползая в кабинет. – Впрочем, я к Вам по делу. Понимаете, есть одна идея…


О странностях.
Что-то было не так. Определенно.
Ренджи полминуты пялился на Великого-и-Ужасного-Тайчо-Шестой-Дивизии. Потом до него дошло: он никогда не видел, чтобы обычно подобный айсбергу (в крайнем случае позволяющий себе отпустить томный расфокусированный взгляд) Кучики так широко (!) и так непристойно (!!) улыбался (!!!). Улы… Черт побери, Ренджи никогда не видел, чтобы Бьякуя ВООБЩЕ улыбался.
Абарай незаметно ущипнул себя левой рукой за правую. Потом правой за левую. После безуспешных попыток проснуться он (больше от растерянности, нежели из почтения перед уставом) вытянулся по стойке «смирно» и, исхитрившись, вонзил ногти – за небольшой период подозрительно мирного существования успевшие отрасти, как у какого-нибудь аристократа – в первое, что попалось. Естественно, попались бедра; Ренджи чуть не подпрыгнул от боли.
Старания пропали впустую: злокозненная улыбка, могущая поспорить со знаменитой ухмылкой Ичимару Гина или шкодливой гримасой се-тайчо Ямамото (неизменно появлявшейся, когда он вспоминал бурную молодость), даже не думала покидать породистое лицо капитана Кучики. Мало того, к ней добавился очаровательный румянец… впрочем, он совсем не портил Бьякую, придавая ему совершенно очаровательный, почти трогательный вид.
Однако Абарая это не радовало. Он уже успел обдумать несколько наиболее вероятных версий происходящего. Самой достоверной была гипотеза о том, что кто-то из них двоих свихнулся. Причем Ренджи предпочел бы самому оказаться этим «счастливчиком», ибо это было куда менее опасно: здравым умом он и так не отличался, но по крайней мере, вел себя более-менее адекватно (условно, конечно, но все же в рамках прили… обыденности – имя фукутайчо шестой дивизии и слово «приличие» в одном предложении употребляться не могли). А вот как себя мог повести свихнувшийся Бьякуя – Менос его знает. Да и то вряд ли. Даже в обычном состоянии Кучики славился как один из обладателей рекордного числа тараканов в голове по всему Сэйретею. И неизвестно, что могло бы произойти, если бы он выпустил их на волю, да еще в умноженном количестве.
Молчание затягивалось. Ренджи нервничал все больше и больше. Наконец, Бьякуя, видимо, понял, что не дождется каких-либо действий от вызванного в срочном порядке подчиненного. Он перестал улыбаться и в упор уставился на лейтенанта, от чего тот занервничал еще сильнее.
- Сядьте, Абараи-фукутайчо.
Ренджи плюхнулся на стул (конечно, это было не очень вежливо, но у него попросту отказали ноги) и приготовился выслушать смерт… речь Бьякуи. Тот постучал по столу длинными тонкими пальцами и осторожно начал:
- Сегодня мне принесли очень странное донесение. О факте, который, возможно, имел место быть на последней офицерской вечеринке.
Ренджи поднапрягся и вспомнил означенную вечеринку (проще говоря, пьянку). Кто-то из офицерского состава одиннадцатого отряда праздновал день рождения/смерти; было немало народу. Абарай под конец здорово набрался и, нахально обнимая за шею чуть более трезвого Киру, глубокомысленно излагал ему что-то по поводу капитана Кучики. Что конкретно, он не помнил, но Изуру сочувственно кивал в ответ и поддакивал, жалуясь на собственного начальника. Потом явился Ичимару (помяни черта, что называется) и буквально за шиворот уволок слабо брыкающегося лейтенанта. Ренджи такой поворот воспринял стоически и стал плакаться в кимоно Юмичике – пока его не увел Иккаку, на прощание пнув сослуживца и сопроводив это словами: «Не зарься на чужое добро».
Ренджи еще поднапряг мозги и вспомнил интересное обстоятельство: один из присутствовавших, мальчишка с незначительным рангом, за весь вечер капли в рот не взял. Абарай мысленно схватился за голову, прикинув, сколько доносов сейчас лежит на капитанских столах.
Правильно оценив вытянувшееся лицо подчиненного. капитан Кучики продолжил:
- Если верить этому донесению, Вы, Абараи-фукутайчо, на этом вечере позволили себе, мягко скажем, вольные высказывания в мой адрес.
У Ренджи задергался глаз; он по-прежнему не мог вспомнить, о чем толковал с Кирой, но, к вящему ужасу, начинал догадываться…
- Зачитаю некоторые любопытные фрагменты, - ехидно («Господи, пусть это будет сон», - взмолился Ренджи: ехидный Бьякуя испугал его еще сильней, чем улыбающийся) проговорил Кучики. – «Этому каменному истукану не хватает ласки…» «Его Величеству нужен хороший любовник…» «…моя бы воля, я бы сам взялся…»
Абарай понял: смерть уже близко. Занпакто капитана угрожающе лежал поперек стола; правда, почему-то в ножнах. Пытаясь унять дрожь в коленях, Ренджи начал слабо оправдываться, но Бьякуя его перебил:
- Начинайте, лейтенант.
- А? – думая, что ослышался, лейтенант вытаращился на Его Светлость. Тот невозмутимо повторил:
- Я в Вашем распоряжении. Беритесь, как и обещали.
Ренджи уронил челюсть, почти в буквальном смысле – ощутимо хрустнули суставы.
Тайчо расплылся все в той же улыбке, встал и, скользящим шагом подойдя к лейтенанту, склонился к нему и прошептал на ухо:
- Если ты не готов сейчас, приходи вечером в мою резиденции. Рукия на грунте, нам никто не помешает… Буду ждать.
Выпрямившись, он закончил:
- А теперь – свободен.
В своей жизни Ренджи бегал с такой скоростью только один раз – когда за ним гнались два Меноса сразу. Но это было не так страшно…

Потрепанный, словно после бурной ночи (а ведь на службу, на редкость, пришел, чуть не с иголочки), Ренджи плелся по извилистой улочке Сейретея. Побывав в расположении четвертого отряда, он посоветовался по поводу предполагаемого сумасшествия с Уноханой-тайчо и получил категоричный и не подлежащий обжалованию диагноз: здоров, как бык. От этого Абараю стало только хуже: во-первых, он по-прежнему подозревал в расстройстве психики своего капитана, а во-вторых, у него появилась еще более ужасающая версия… Так что теперь он бесцельно шатался по городу, обдумывая одну фразу (больше в голове не помещалось ввиду испытанного стресса – да и в принципе): может, Бьякуя не шутил?..
- Смотри, куда идешь! Ой, Ренджи, это ты…
Лейтенант выпал из своих размышлений и уставился на стоящего перед ним Изуру; у последнего тоже был странно помятый вид.
- Кира, с тобой-то что?
- Что? – хмуро поинтересовался парень.
- Ну… ты какой-то потрепанный… С грунта, что ли? Тебя побила толпа Холлоу?
Кира вздохнул и, опасливо оглянувшись, тихо сказал:
- Уж лучше Холлоу… Помнишь последнюю вечеринку? – он переступил и поморщился.
В мозгу Ренджи зажегся свет (за неимением мыслей, там, очевидно, оставалось пространство для фонаря):
- На тебя тоже донесли?
Изуру уныло кивнул и снова поморщился:
- Еще вчера. Ичимару-тайчо мне такое устроил…
- Что?
Кира как-то странно на него покосился. Ренджи мужественно перетерпел укоряющий взгляд и череду унылых (хотя, будь он повнимательней, он бы назвал их скорее томными) вздохов. Одним из основных недостатков Абарая было любопытство, поэтому он снес даже испытание в виде возведения очей к небу. Покончив с ритуалами, Изуру спросил:
- А ты помнишь, о чем мы тогда разговаривали?
Ренджи помрачнел:
- Я-то не помню… Но мне напомнил Кучики-тайчо…
Кира выдал взгляд, переводе означающий «почему-ты-еще-жив?». Потом закончил:
- Вот Ичимару-тайчо мне и устроил… «разбор полетов». Чтоб больше не обсуждал свою личную жизнь с другими шинигами…
Теперь уже Ренджи уставился на коллегу малоосмысленным взором. Потом в его мозгу что-то щелкнуло, но, только он открыл рот, как Кира – тихий, меланхоличный, интеллигентный – рявкнул, как голодный Пустой:
- Заткнись сразу! Меня уже пол-отряда спросило, почему я все утро хромаю!
Забыв даже отпустить непристойную шутку в адрес приятеля – что было бы обязательно в другое время – Абарай похлопал глазами. «Улыбающийся Бьякуя… Взбесившийся Кира… Что дальше – бодрый Укитаке или дружелюбный Кенпачи?»
- Доброе утро, молодежь! – раздался за спиной звонкий голос.
- Доброе утро, тайчо, - буркнул Кира. Ренджи прислонился к стене, чтобы не упасть: Самый Больной Шинигами Готея сиял и лучился, напоминая новенький серебряный памятник самому себе.
- В-вы сегодня выглядите очень здоровым, - пролепетал Ренджи. «Я точно спятил. На самом деле я сейчас в четвертом отряде, в комнатке с мягкими стенами, в наручниках, сковывающих рейацу, пускаю слюни и вижу этот бред…»
- Правда? – Укитаке обрадовался, как ребенок. – Унохана-тайчо просто волшебница, она изобрела для меня препарат, значительно облегчающий мое состояние. Правда, Шунсуй… то есть, Кёраку-тайчо в это не верит…
Проследив за укоряющим взглядом, который Укитаке бросил через плечо, лейтенанты сначала ничего особенного не увидели. Однако потом за поворотом мелькнул розовый плащ.
- Пойду, пожалуй, - Джууиширо подмигнул Ренджи, вызвав у того очередной, четвертый или пятый приступ нервного тика. Но потом у Абарая возникла идея; он отчаянно вцепился в капитанское хаори и издал вопль раненного шимпанзе (коим, по сути, и являлся):
- Пожалуйста, помогите! – и, воспользовавшись тем, что тайчо благосклонно посмотрел на нахала (Укитаке вообще отличался редкими для капитанского состава сочувствием и отзывчивостью), Ренджи спешно затараторил:
- Кучики-тайчо спятил! Он такое мне предложил! А я ведь не хотел! То есть хотел, но..! То есть…
Кира, с трудом, но ориентирующийся в словопотоке Ренджи, постепенно покрывался алыми пятнами. фукутайчо шестой дивизии мимоходом предположил, что это проявление скорее ужаса, а не смущения. Укитаке же слушал внимательно, но удивления не выказывал.
- Так что тебе мешает? – спросил Кёраку – он, похоже, незамеченным стоял рядом все время «исповеди».
Ренджи даже не понял вопроса. Шунсуй деликатно пояснил:
- Кучики-тайчо предлагает тебе… гхм… неслужебные отношения. Что тебе мешает принять его предложение?
Абарай выпучил глаза; минут пять поизображав вытащенную на берег рыбу, он с трудом выдавил из себя членораздельную фразу:
- Но это же Бьякуя!
Перекошенное лицо Киры выражало полное согласие с озвученным диагнозом; однако капитанов это нисколько не смутило. Более того, Укитаке возвел глаза к небу и самым романтическим тоном заявил:
- Любовь может посетить даже капитанское сердце… («Или другую часть капитанского тела», - буркнул Кира, от чего паника Ренджи возросла на порядок.) Кучики-тайчо – не исключение, - тоном доброго наставника добавил он, когда Ренджи попытался возразить. – Так что, думаю, приглашение стоит принять; тем более, что ты сам этого хотел.
Ренджи по цвету сравнялся с плащом Кёраку; в сочетании с роскошными красно-розовыми волосами это производило поистине сногсшибательный эффект.
- Думаю, он прав, - вмешался Шунсуй. – Я со своей стороны могу посоветовать тебе только одно: бери инициативу в свои руки. Пойдем, Джуу-тян, - бережно обняв за плечи, он затащил за угол порывающегося еще что-то сказать друга.
Посреди пустынной сэйретейской улицы остались обалдевший Ренджи и шокированный Изуру – оба цветом лица очень сильно напоминали помидоры (кстати, нелегально ввозимые из реального мира).

О неожиданностях.
Абарай давно не посещал жилище, которое нельзя было назвать домом - резиденцию благороднейшего и древнейшего семейства Кучики. Но – приказ есть приказ, и бедняга Ренджи, заставляя себя идти в нужном направлении (а не сбежать обратно на родину, в Руконгай), медленно шел на предполагаемую казнь.
Парадная дверь дома была приоткрыта; кругом царила темнота – густые и вязкие сумерки Сообщества Душ быстро спускались и так же быстро переходили в ночь. Вокруг не было ни души ( в буквальном смысле; не летали даже бархатно-черные адские бабочки).
Ренджи глубоко вдохнул и шагнул внутрь. Попривыкнув к мраку, он заметил бледную-бледную полоску света в конце коридора – словно приоткрыли дверь в комнату с неярко горящей лампой.
Ренджи, осторожно ступая, подобрался к свету: так и есть, чуть отодвинутая ширма. Фукутайчо проскользнул внутрь и замер: в еле видном ореоле звездного сияния у окна обозначился изящный профиль Кучики; чуть засеребрился кенсейкан, когда Абарай неуверенно двинулся к капитану.
Что-то прошуршало, прошипело… вспыхнул ослепительный свет, заставивший Ренджи зажмуриться… почти в ухо хрипло проорала дудочка; на голову посыпалось что-то мелкое и легкое… Лейтенант открыл глаза и увидел поочередно:
просторное помещение, увешанное фонариками и серпантином;
толпу шинигами (выделялись Укитаке с яркой коробкой в руках и Кенпачи с несколькими праздничными колпаками на голове – каждый на отдельной «пике»);
привычно-кислого Бьякую, стоящего вдали от всех и совсем не в той стороне, куда шел Ренджи;
Кёраку с огромной оплетенной бутылью (как только удерживал?);
Ичимару, держащего в охапке растерянного, раскрасневшегося Киру;
и на первом плане (то есть перед носом)… Кучики Рукию с плакатом: «С Днем Рождения!»
Немая сцена.
Затем все заговорили, зашумели, начали поздравлять, вручать маленькие, средние и большие сувениры; коробка Укитаке оказалась подарком «доблестному фукутайчо шестого отряда от всего глубоко уважающего его капитанского и лейтенантского состава»…
- Это все Рукия, оказывается, придумала, - поделился Изуру, когда они с Ренджи, набрав по блюду суши, забились в уголок. – Она прочитала какую-то дурацкую книгу, и решила, что тебе непременно нужно отпраздновать день рождения…
- Я сам не помню, когда он у меня… - просипел Абарай, пытаясь прожевать непомерно большой кусок лосося.
- Видимо, она помнит.
- Ты-то откуда знаешь? – спросил Ренджи, справившись с рыбой. Кира опасливо оглянулся:
- Меня Ичимару-тайчо в офисе поймал и рассказал… То есть, сначала… Ладно, неважно.
Ренджи захихикал, за что получил от приятеля по затылку; из волос посыпалось разноцветное конфетти.

Шинигами разошлись только ближе к утру; последними убежали лейтенанты Укитаке, наивно полагавшие, что их тайчо заблудился где-то в бесчисленных покоях. Исчезла даже виновница переполоха.
Ренджи вдруг осознал, что в огромном опустевшем зале остались только он и Бьякуя. Аристократ присел на узкий подоконник и отрешенно смотрел в окно; легкий ветерок шевелил темные волосы и спадающий с узкого плеча ворот хаори. Ренджи невольно залюбовался капитаном: надменная маска, портившая красивые черты, сейчас сменилась усталой грустью – и это завораживало.
Стряхнув наваждение, Ренджи подошел к Бьякуе.
- Кучики-тайчо…
Тот чуть шевельнулся, показывая, что слушает.
- Тайчо, я… хотел извиниться… за то, что наговорил на той… вечеринке… - он помолчал и все-таки добавил: - Знаете, я никогда не думал, что Вы способны на такую шутку…
Бьякуя внимательно посмотрел на лейтенанта:
- Я не шутил…
Ренджи почувствовал, что у него начинает дергаться щека. Кучики по-кошачьи изящно спустился, почти стёк, с подоконника.
- Я говорил серьезно, - тонкая белая рука поднялась безвольно, словно действовала сама, и дотронулась до лица Ренджи. Бьякуя снял заколку – волосы рассыпались по плечам – и поднял беломраморное в лунном свете лицо.
Ренджи замер, не веря ни глазам, ни ушам. Затем выдохнул и, обхватив капитана за тонкую талию, прижал к себе.
Словно по команде, погас свет.

Джууиширо Укитаке и Шунсуй Кёраку сидели на одной из готейских крыш и любовались небом. В большом старинном здании, расположенном в пределах прямой видимости, погасло последнее окно.
- Как думаешь, мы правильно поступили? – нерешительно спросил Укитаке.
- Даже не сомневайся в этом, - благодушно ответил обладатель розового плаща. – Так будет лучше для всех. Однако удивительно, как легко Кучики согласился на эту авантюру.
- Не зря же я столько за ним наблюдал.
Кёраку потрепал друга по плечу:
- ты у меня умница, Джуу-тян. Абарай должен быть тебе благодарен до скончания веков. В конце концов, еще никто в Готей 13 не получал лучшего подарка.