[bleachfic]

Название: Отпуская воспоминания, принимая боль
Автор: Акира777
Фэндом: Блич
Жанр: ангаст, романс, hurt/comfort
Персонажи: Урахара/Ичиго, упоминается Улькиора
Предупреждения: ООС
Размер: мини
Рейтинг: R


Полуосвещенная комната. Дым, над чашкой жасминового чая. За окном – град без дождя. Логично, что темные бархатные шторы лишь слегка приоткрывают вид за окном на подобную прелесть. Здесь нет часов, и они не знают, сколько времени прошло с момента прихода парня к ученому.
Ичиго сидит на полу, прислонившись к холодной стене, подогнув одну ногу и бессильно переплетая пальцы рук, словно в немой мольбе. Глаза полуприкрыты, радужка так потемнела, что ее не отличить от зрачка. И во взгляде – крик боли, беззвучной, безнадежной, безжалостной к самому себе. Кожа совсем бледная, нет ни веснушек, ни прыщей, ни царапин… как-то странно даже… Идеально чистая чуть розоватая поверхность – кожа. Иногда Киске кажется, что тело Ичиго на самом деле гигай. Волосы посветлели, появились седые волоски, словно в шестнадцать лет можно поседеть. Было бы смешно, если б не было так грустно. Не смотря на светлые волосы брови, ресницы – темные, длинные, пушистые, но даже они не могут отвлечь от этого взгляда с дикой болью. Губы искусаны в кровь. Бедный, загнанный в ловушку жизни зверь. Сильный зверь.
Киске молчит, впервые за долгие годы ему нечего сказать. Это он виноват в том, что шестнадцатилетний парень превратился в зверя, который вынужден выгрызать себе дорогу кровью, смертью и болью. Веер отложен уже давно, толку прятать улыбку, если ты не можешь улыбнуться. Уголки губ ученого приопущены, это его даже немного старит, но истинный возраст Урахары все равно спрятан не в выражении лица или жестах рук. Наверное, лишь мудрость и душа могут свидетельствовать о прожитых годах. А голубые глаза спрятаны за шляпой, золотого цвета волосы обрамляют лицо, словно пряча Киске от взгляда Куросаки. Прятаться так страшно, но еще страшнее взглянуть ему в глаза, понять, что парень тебя ненавидит и, возможно, презирает. И если он все-таки ненавидит Урахару, то… что? В это случае, твое сердце будет разбито, правда, глупый ученый? Урахара сидит совсем рядом к юноше: если наклониться чуть-чуть, то прикоснется плечом к плечу Куросаки. Его ноги поджаты, а руки упираются локтями в колени, пальцы массируют виски, сама поза выражает всю нелепость ситуации.
Киске впервые не знает, что делать, потому что Куросаки молчит и даже не смотрит на него, но тогда зачем пришел. Но боль, звериная боль впивается зубами в реяцу и Киске понимает, что если он не поможет, то другие и вовсе не поймут.
- Скажи, кто именно заставляет тебя, сейчас так мучатся? – тихо спрашивает Урахара, слегка поворачивая голову к парню.
Тот нервно и резко дергает плечом, глаза еще больше мутнеют, застилаясь дымкой.
- Никто, потому что он уже мертв. Но он мог бы заставить меня чувствовать боль, он мог бы заставить меня чувствовать себя живым, потому что он был гораздо сильнее меня, - Куросаки говорит еле слышно, словно произносить слова ему больно, словно горло раздирает кашель, и слова получает хриплыми и резкими.
- Он был шинигами? – разочаровано спросил Киске.
А на что ты надеялся ученый, что он влюблен в тебя, вот и пришел по такой погоде в твой магазинчик, чтобы сказать три заветных слова? Даже ты не так наивен.
- Нет, он даже не был человеком, его звали Улькиора и он был четвертым в Эспаде… - на минуту Куросаки замолчал, - и он был первым, кого я убил. Первый, кого я лишил жизни.
Урахара шокировано замолчал. Этот парень, неужели его заботит даже жизнь арранкаров, но ведь… ведь это его долг, убивать тех, кто может причинить вред людям, но сейчас война окончена, и не время говорить столь жестокие вещи столь юному существу.
- Вы, наверное, думаете, что это мой долг, да? Что по другому не могло быть, но, - Ичиго наконец-то закрыл глаза, отгораживаясь от внешнего мира, - но в последний момент своей жизни он тянул руку к Иноуэ, он сказал, что люди заинтересовали его… Он хотел понять нас, именно, поэтому, я не хотел его убивать, в отличие от Айзена.
Урахара не мог возразить в этот раз, как и не мог понять душу парня. Твоя мудрость может оказаться потрясающе бессильной перед тем, кто смог отказаться от самого себя и получить темную сторону медали.
- Ичиго, меня там не было, но я уверен, ты просто не мог поступить иначе, война без жертв? Такого не бывает, и ты уже давно об это знаешь, - вздохнул Киске.
- Если бы я был сильнее такого бы не произошло!!! – неожиданно сорвался на крик Ичиго. – Если бы я только был сильнее…
Боль, казалось, заполнила эту комнату. Куросаки уронил голову в ладони, но он не плакал, он просто не мог плакать, у него не было слез, у него было только чувство вины, за себя, за свою беспомощность, за свое бессилие.
Урахара мог сделать лишь одно, что, в общем-то, и сделал. Он просто обнял Куросаки, уткнувшись ему в шею, вдыхая его запах дождя, хотя на улице был только град.
Как ни странно, Ичиго не оттолкнул его, а наоборот, прижался к груди, задевая дыханием ключицы Урахары. Замереть вот так, словно влюбленная парочка согревающая друг друга в непогоду, было так… странно. Слишком обнадеживающе, чтобы быть правдой. Неважно, если у него есть возможность прижать к себе этого зверя и вообразить, что можно его никуда не отпускать, то пусть этот град длится вечно…
Киске умеет жить иллюзиями, и умеет заставлять других быть участниками своего воображения, но с Куросаки он не может поступить столь жестоко.
- Все уже закончилось, Куросаки-сан, - печально произнес Киске, ладонью поглаживая спину парня, успокаивая, - и есть люди, и шинигами, которые не хотят, чтобы ты мучился. Если тебе будет больно, то и им тоже. Пожалуйста, не вини себя. – Киске слегка отстранился от парня, приподнял голову за подбородок, - Куросаки-сан, вдумайся, на самом деле во всем, абсолютно во всем на самом деле виноват я, с меня это все началось, ты ни в чем не виноват, поверь. – Наклоняясь к лицу Ичиго, Урахара смотрел ему в глаза до последнего момента. И когда их губы встретились, а языки переплелись, в глазах его зверя мелькнули два золотых лучика надежды.
- Зачем ты это сделал? – спросил Куросаки отстраняясь. Зрачок уже был различим от радужки, что, несомненно, радовало.
- Чтобы ты обвинял меня, - прошептал Киске, - вновь и вновь думал только обо мне, - прикусить кожу на шее, попробовать ее языком на вкус.
Ты не часто играешь в такие игры, да, ученый, ты все предпочитаешь ломать комедии?
Одна ладонь забирается под черный свитер парня, гладит грудь, другая тыльной стороной проводит по щеке с едва уловимой нежностью.
- Урахара-сан, я не думаю… - но договорить не дал очередной поцелуй.
Как странно, опять боль, только с другой стороны, со стороны Киске, который не может понять, почему его так тянет к этому зверю. И себя он винит в боли Ичиго, в его ранах, каждый раз. Но он тоже сильный, пусть не зверь, но все же. Два чистых потока боли, поразительно, она может быть такой разной. Рвущей на куски, как у Ичиго, или как судорога в душе, словно у Киске.
Губы Урахары не позволяю Куросаки говорить, его неспешно раздевающие руки запрещают возражать, его наполненные болью глаза заставляю понять. Кожа горит, она так чувствительна, что это больно. Возбуждение, неспешное, почти ленивое, но заставляет на время почувствовать себя живым. Ученый не нежен, на самом деле он просто боится, слишком боится, что тело, которое ему подчиняется, желая забыться другой болью, почувствует ее. Как страшно. Впервые, наверное. За столь долгий срок жизни он не чувствовал ничего опасней, чем банальное желание, а теперь… это новое, еще не до конца изведанное чувство пугает.
***
Черная ткань где-то в стороне – одежда Ичиго и Урахары. Там же треклятая панамка сумасшедшего ученого. Два переплетенных тела на ковре. Логично.
Парень выгибается, Киске ласкает его грудь языком, прикусывает нежную кожу, умелые руки скользят между ног, заставляют Куросаки задыхаться. Глаза парня зажмурены, словно яркий свет слепит их. Его сильное тело дрожит, отталкивает и притягивает ученного к себе. Когда во рту оказываются чужие два пальца, парень понимает весь ужас ситуации, но отступать уже поздно и тем более, это причинит боль. Если можно причинить боль хуже этой, то тогда он не против.
Урахара входит в молодое тело неспешно, желая, насладится каждым моментом. Куросаки слишком узкий, такой горячий, шелковый внутри. Сейчас Киске ловит себя на мысли, что он хочет съесть Ичиго. Хочет, чтобы только он мог причинить этому зверю боль, и никто другой.
Ичиго стискивает зубы, не кричать, ни в коем случае не кричать, пусть больно, но та, другая, душевная боль все еще сильнее. Куросаки никогда не думал, что это может быть больно, потому, что он об этом вообще предпочитал не думать, у него были мысли на совершенно иные темы. А сейчас… когда в него толкается Урахара, и тихие стоны срываются с губ ученого, думать не хочется тем более. Куросаки просто опять поддается, подчиняется, желая забыться в боли.
- Ичиго, - тихий и хриплый шепот на ухо, - скажи мне, что тебе больно.
Этот Куросаки не краснеет, потому что стыд не так важен, как боль, так что нет смысла сосредотачиваться на нем.
- Мне, - Ичиго судорожно прикусывает губы, когда Киске входит еще глубже, - мне больно, но… - чуть выше Урахара задевает что-то и внутри все переворачивается в наслаждении и ожидании, тело непроизвольно двигается навстречу, желая продлить сладкую пытку. – Но этой боли не достаточно…
- Я хочу тебя, - Киске целует за ухом, двигается теперь резче, а парень продолжает сводить его с ума, периодически подаваясь навстречу. – Хочу, чтобы ты думал обо мне, хотя бы сейчас, но ты продолжаешь думать о нем!
Урахара злится, ему тоже может быть больно, обида где-то на задворках подсознания заставляет его забыть о неопытности парня. Резкими рывками, входя на всю длину, Киске заставляет парня стонать. Ичиго пытается его оттолкнуть, но Урахара перехватывает его руки и прижимает их к полу.
Киске ускоряет темп, до предела вбиваясь в парня, так, что тот прикусывает губы до крови и стонет от малейшего движения. Куросаки сходит с ума из-за этого чертового психа, но почему-то боль смешалась с наслаждением настолько, что не понять, где горечь, а где сладость этой изощренной пытки.
- Остановись, пожалуйста, - в глазах парня все еще осколок боли о том, другом, и Урахару это злит.
Киске беззвучно смеется, утыкаясь головой в пресс Ичиго, на время даже переставая двигаться, но не из-за просьбы Куросаки, а потому что самому становится больно.
- Куросаки-кун, - издевательски говорит Урахара и ехидство слышится в каждом звуке, - я предпочитаю все доводить до конца, тем более, - резкое движение вперед, срывающее с ус т Куросаки очередной стон, - если это такое важное дело, как ты. Кстати, может мне стоит быть чуть более резким?
Движения Киске действительно становятся более резкими, почти жестокими. Словно жалея парня, Урахара освобождает одну руку парня, но лишь, чтобы притронутся к возбужденному члену Куросаки, заставить его выгнутся до хруста в позвоночнике, толкаться в руку и просить о большем, чем простое прикосновение и простой секс. Языком Киске слизывает кровь с губ Ичиго, вновь играет с языком парня. До разрядки им обоим осталось совсем чуть-чуть, но боль все еще тупо саднила в сердце.
- Куросаки-кун, - уже последние рывки, последние прикосновения губ и рук, - видишь, это я во все виноват, - и впервые за три часа глаза в глаза.
Они кончили вместе.
Карие глаза совсем прояснились.
***
За окном уже давно прекратился град, взамен землю награждал дождь. Да что там дождь, настоящий ливень. Но он скоро закончится и тогда Киске причинит своему любимому зверю самую жуткую боль. Этот зверь сейчас спит, устав от всего и от всех, даже от себя.
***
Ичиго одевшись с ужасом, наблюдал за равнодушным Урахарой. Словно час назад ничего и не было. А может это действительно ему приснилось? Но тогда почему филейная часть болит, а на шее, как он увидел в отражении оконного стекла, стоит шикарный засоса, явно нанесенный в порыве страсти. Хотя ты ведь сам хотел боли, но пока ситуация так туманна ты просто растерян.
- Урахара-сан, - так беспомощно.
Звук дождя за окном стих, но сам дождь еще не прекратился, Киске продолжал смотреть на улицу. Недовольный чем-то Урахара раскрыл окно, и присев на подоконник продолжал наблюдать за стихающим дождем.
-Урахара-сан, - почти неслышно позвал Куросаки, но все-таки во второй раз был услышан.
- О, Куросаки-сан, вы проснулись, - улыбнулся Киске, и Ичиго с помертвевшим сердцем понял, что для этого ученого и вправду ничего особенного не произошло.
- Почему ты…? – совсем как ребенок, обида и снова боль.
Куросаки закрыл глаза, но вместо черного перед глазами стоял красный – теперь он знает какого цвета его боль. Почему-то он рассмеялся.
- Куросаки-сан, по моему у вас истерика, - участливо сказал Киске даже не подумав встать. – Знаете, у Тессая есть хорошее успокаивающее.
- Нет, не нужно! – слишком резко и громко.
- Яре-яре, я же не заставляю, - усмехнулся Киске.
Куросаки кивнул, посмотрел на ученного, но не смог ничего сказать. А хотел ли? Смысл говорить о чем-то с тем, кто просто утолил тобой свой голод. Смысл, говорить с тем, кто равнодушен к тебе. Если ты лишь иногда интересуешь его своей неправильностью, это не значит, что он действительно заинтересован в тебе.
- Дождь закончился, Куросаки-сан, вам пора, - задумчиво заметил Киске, глядя, в окно.
- Да, я пожалуй пойду, - и в голосе снова боль, смешанная с тоской, отчаяньем и пустотой.
Эта боль отличается, она растет каждую секунду, колет где-то в груди, тупо ноет и режет одновременно. Эта боль подарена снисходительно, словно сброшена с барского плеча.
Ичиго развернулся.
- Куросаки-сан, надеюсь, в следующий раз повод будет серьезней, нежели смерть врага, - ехидно спросил ученый.
- Следующего раза не будет.
Ушел. Так быстро. Даже «пока» не сказал. Но это не страшно.
Красная реяцу стелилась дымкой за своим владельцем. Опять боль. Но в этот раз это адская пытка.
А Ичиго лишь через пятьсот метров от магазинчика Урахары позволил себе выпустить слезы, но легче не стало. Просто дождь снова начался, но в этот раз у него была другая причина…